Вернуться к началу сайта Оглавление романа Читать следующую главу романа




Г л а в а   VI

В октябре из Корнуэлла вернулся Жиль со своим питомцем сообщил о долгожданной, с великим трудом завоеванной победе: Артуру разрешено отказаться от бесплодной попытки стать механиком. Жилю пришлось пустить в ход все свое умение убеждать.
— Должно быть, вы выдержали тяжелую борьбу с Пенвирном? — сказала Беатриса.
— Мне кажется, я в жизни не встречал более трагической фигуры,— ответил Жиль.— У него был настоящий талант, загубленный недостатком образования, и он утешал себя, мечтая возродиться в сыне, который достигнет всего, чего мог бы достичь он сам. Я пересмотрел все его злополучные модели, они совершенно бесполезны, и, однако, по ним видно, какое у этого человека поразительное чутье к проблемам статики и динамики. Вы знали про его старый матросский сундучок, набитый неоконченными изобретениями в области механики?
— Нет, я видела только чертеж и модели на полке.
— Теперь их там больше нет. Он все сжег — ушел один па берег и развел костер. Потом вернулся, руки серые от пепла, и говорит: “Делайте как знаете, сэр”.
— Для Артура это, конечно, ужасно.
— А если бы вы видели его несчастную жену. Но теперь мальчик свободен. По-моему, лучше ему пока больше не ездить домой, надо дать и ему и отцу время прийти в себя после такого потрясения. Может быть, на будущий год, если будет подписан мир, я возьму его с собой во Францию. Он переменит обстановку, и кругозор его станет шире.
— Посмотрим. А пока совершенно ясно, что ему следует очень серьезно изучать литературу.
Всю зиму Артур упорно занимался. Несмотря на все, что ему пришлось пережить во время последней поездки в Каргвизиан, никогда еще он не, был так счастлив и не работал так успешно. И всю зиму он радостно предвкушал, как проведет каникулы на юге Франции.
Весной, когда еще не кончились затянувшиеся мирные переговоры, Жиль получил известие о смерти дяди и должен был уехать домой. Предполагавшуюся поездку в Севеннские горы пришлось отложить. После отъезда Жиля Беатриса, как могла, помогала Артуру и Глэдис в занятиях. Но на ее плечи легло теперь столько новых обязанностей, что она совсем выбивалась из сил. Пока в доме был Жиль, она даже не подозревала, как он ей помогал. Теперь Генри ежечасно нуждался в совете и подсказке. Предоставленный самому себе, он всякий раз что-нибудь забывал и отдавал работникам такие путаные, противоречивые приказания, что постепенно Жиль взял на себя многое, что вовсе не обязан был делать. Заботы об имении вынуждали Беатрису проводить на ногах куда больше времени, чем позволяло ей здоровье. А у Генри как раз наступила очередная полоса уныния и раздражительности. Только бы это не кончилось запоем!
- На третью неделю после отъезда Жиля тяжелый приступ все учащающихся болей в позвоночнике уложил Беатрису в постель. Однажды утром Глэдис вошла к ней с письмом; адрес был написан коряво, неловкой рукой, явно непривычной к перу.
— Это только что привез верховой из Лондона, мама. Он скакал всю ночь.
Беатриса распечатала письмо.
“Сударыня,— прочла она,— я взял на себя смелость послать вам известие с нарочным. Миссис Риверс сломала себе шею. Нынче рано утром доктор Терри хотел свезти ее в Бедлам в своей карете, а она вдруг отворила дверцу и выскочила. Все кончилось в минуту. Сударыня, если не очень затруднительно, хорошо бы господин француз или еще кто приехал побыстрей и помог мне привезти мистера Риверса к вам, как кончится дознание. Сердце у него ослабло, три раза был обморок, и доктору Терри не нравится, как он выглядит, и мне тоже. Прошу извинить, а мнение мое такое: чем скорей его увезти из этого дома и из Лондона, тем лучше для всех. Только ему одному нельзя ехать в карете. А я буду править.
Прошу прощенья за беспокойство. Мой низкий поклон мистеру Телфорду и молодым господам.
Уважающий Ивен Повис”.
Дать тебе нюхательную соль, мама? — спросила Глэдис. Беатриса с трудом села в постели.
— Нет, нет, я здорова. Поди позови отца, Глэдис. Ему нужно сейчас же ехать в Лондон.
— Он не может, мама.
— Он должен. Это необходим?. Случилась беда, и Повис ждет помощи.
Глэдис закусила губу.
— Я не хотела тебе говорить. Папа полчаса как вернулся. Он много выпил. Я его только что уложила. Его тошнило. Нельзя ли это отложить на два дня? Завтра у него целый день будет болеть печень... Нет, мама, не вставай.
Беатриса, стиснув зубы, пыталась подняться. Глэдис попробовала удержать ее.
— Мама, ну прошу тебя!
Беатриса, задыхаясь, села.
— Я должна ехать в Лондон. Помоги мне одеться.
— Но ты не можешь ехать!
— Я должна, Глэдис. Прочти письмо. Кто-то должен помочь Повису.
Глэдис пробежала глазами письмо, потом медленно перечитала его и отложила. На ее лице появилось какое-то новое, властное выражение.
— Пожалуйста, мама, ложись. Плохая будет помощь Повису, если у него на руках, кроме дяди Уолтера, окажется еще одна больная. Помнишь, доктор Джеймс говорил, что получится, если ты не будешь лежать, когда у тебя болит спина. В Лондон поедет Артур, а мы с миссис Джонс будем ухаживать за тобой и все приготовим к приезду дяди Уолтера.
Беатриса снова бессильно откинулась на подушки.
— Артуру не справиться с этим, дорогая. Он еще мальчик.
— Артур справится с чем угодно, если надо. Я знаю его лучше, чем ты, мама. Лежи смирно, сейчас я его позову.
Она отворила дверь.
— Артур, ты здесь?.. Поди сюда... Да, мама, я сказала ему про папу... Кому-нибудь надо скорей поехать в Лондон и...
— Подожди, Глэдис,— перебила мать.—Артур, Повису нужно помочь. Тетя Фанни... она неожиданно умерла, а дядя Уолтер опасно болен. Скажи, ты мог бы один поехать в Лондон и помочь Повису привезти его?
— Конечно, тетя Беатриса. Сейчас же поеду. Дайте только я сперва уложу вас поудобнее.
Он приподнял ее, а Глэдис сунула ей под спину подушку. Беатриса покорилась, едва ли замечая, что с ней делают.
— Захвати с собой побольше денег,— продолжала она.— Дай, пожалуйста, мой кошелек, он там, на столе. Глэдис, посмотри у отца в карманах и принеси все, что найдешь. И попроси миссис Джонс приготовить Артуру сандвичей. А Роберте пусть оседлает лошадь.
Через несколько минут Глэдис вернулась.
— В карманах почти ничего нет. У него где-то есть деньги, но я никак не могла его добудиться, так что я просто разбила свою копилку. Артур, твой костюм для верховой езды у меня в комнате; поди туда переоденься, а я пока уложу тебе дорожную сумку. Роберте уже седлает. Он говорит, чтобы ты ехал на Уорик, там сменишь лошадь на почтовой станции. А нашего конька он завтра приведет обратно... Уложить ему другой костюм, мама? Может быть, ему придется пойти на похороны.
И опять сердце Беатрисы сжалось от страха.
— Ты непременно должен где-то остановиться дотемна. Я не хочу, чтобы ты ехал один ночью. В последнее время я не раз слыхала, что на дорогах грабят.
Глэдис кивнула.
— Не бойся, мама, он успеет засветло добраться до Оксфорда или до Банбери, а на рассвете поедет дальше. Утром, когда люди выходят на поля, никакие разбойники носа не высунут... Артур, завтра, когда приедешь в Лондон, смотри не забудь что-нибудь поесть, прежде чем пойдешь к ним, чтобы Повису не было лишних хлопот.
Беатриса закрыла глаза. Бразды правления, которые она держала так долго, ускользали из ее усталых рук, и их подхватили крепкие руки тринадцатилетней девочки. Что ж, и она ведь когда-то в трудную минуту сумела сама принять решение, а она тоже тогда была совсем еще девочкой с косичкой за плечами.
На другой день Генри, мучимый печенью и раскаянием, бродил по дому, точно провинившийся пес; он был смиренно благодарен жене за снисходительную доброту и горестно заглядывал в беспощадные глаза дочери.
Еще никогда за всю свою жизнь Глэдис ни на кого не была так зла. Она не сказала отцу ни одного резкого слова, но от ее всегдашней дружелюбной улыбки не осталось и следа: она ходила мрачнее тучи, и это повергало отца в такое отчаяние, что на третий день Беатриса решила вмешаться.
— Ты оказалась очень хорошей и разумной помощницей в трудный час, дорогая,— сказала она дочери,—и ты замечательно ухаживала за мною. Но было бы еще лучше, если бы при этом ты была чуточку менее самонадеянной. По-твоему, сейчас подходящее время обижать папу? Глэдис вся вспыхнула.
— Мама, я... я не самонадеянная!
— Обычно — нет, и обычно ты никого не обижаешь, но от этого папе теперь только тяжелее. Неужели ты не понимаешь, дружок, как это больно, когда человека мучит стыд. Нам всем очень грустно, что он иногда выпивает лишнее, но он ведь не мог знать, что как раз случится беда. Бить лежачего — это на тебя не похоже.
Глаза девочки наполнились слезами.
— Я очень виновата, мама. Я об этом совсем не думала. Наверно, я была ужасно скверная. Но только понимаешь, я...
— Я знаю, детка, ты тревожилась за меня и за Артура. Я все понимаю, но все-таки постарайся помириться с папой.
— Ой, но я так ненавижу... Мама, он... он всегда был такой?
Сделав над собой усилие, Беатриса ответила ровным голосом:
— Нет. Может быть, он никогда и не стал бы таким, если бы я с самого начала была справедливее к нему. Я могла бы тогда предотвратить это, если бы больше думала о нем.
Широко раскрытые серые глаза Глэдис смотрели ей прямо в душу. Беатриса отвернулась, чтобы не видеть этих глаз.
Вот она, цена правды... Теперь конец близости, которая связывала их в последние годы и которой она так дорожила. Какой ребенок сохранит любовь и уважение к матери, сделавшей такое признание?
Ласковые руки обвились вокруг нее, нежная щека прижалась к ее щеке. И Глэдис спросила чуть слышным шепотом:
— Мама, мне так хочется знать. Артур думает...
Ах вот что, они говорили об этом.
— Он говорит, что ты, наверно, была несчастлива в молодости... ужасно несчастлива. Это правда, мама?
— Да.
— Так несчастлива, что тебе было не до папы? Артур думает, что и с его отцом так было. Он думает, что вы с его отцом в душе немножко похожи... Только у его отца все выходит наружу и он бранится и всех обижает и пугает, а ты все держишь про себя. Он думает, если уж на душе что-то есть, лучше чтобы оно вышло наружу.
Осталось ли еще хоть что-то, чего они не поняли бы, эти дети? Все глубоко скрытые душевные раны, и грехи, и стыд— все то, о чем никогда никому не расскажешь — лучше умереть,—все увидели они своими ясными глазами и не осудили ее.
Вернуться к началу сайта Оглавление романа Читать следующую главу романа